Я обнаружил его во время вечернего сбора урожая яиц в курятнике, в который меня послала тёща.

Что-то трогательно пищало среди досок.

Цыплёнок оказался не нашим, темнело, а вокруг, привлечённые писком, уже собирались неравнодушные коты.

Я решил вернуть цыплёнка его маме. Я видел его семью - она жила в соседнем курятнике. Наседка и восемь жёлтых цыплят. Чёрным среди них был только этот.

Начал его заботливо ловить.

Сразу выяснилось, что занятие это довольно хлопотное, так как цыплёнок обладал высокой скоростью бега в сочетании с завидной динамикой разгона.

Ещё выяснилось, что пищит он только тогда, когда я нахожусь на безопасном от него расстоянии. Как только я пытался это расстояние сократить - цыплёнок замолкал, коварно сливаясь с окружающей средой.

Постепенно, моё первоначальное ласковое: "Иди ко мне, маленький, я тебя маме отнесу", сменилось на более нервное: "Сюда иди, животное!"

Призывы сопровождались болезненными встречами моей головы с заборами, навесами и различным инвентарём, причудливо разбросанным по всему подворью. Зачем любимая тёща хранит все эти старые грабли, вилы и сеялки? Зачем, например, ей этот старый бойлер? Всякий раз я задавался этими непростыми вопросами, лёжа на спине и рассматривая звёзды в темнеющем донском небе после очередного столкновения с интересным сельским артефактом.

Куры, собравшись на куче шифера, чтобы было лучше видно, с интересом наблюдали за процессом.

Кто-то из них задумчиво клевал семечки, кто-то восторженно кудахтал, а петухи комментировали особенно красивые моменты погони короткими одобрительными «кхе-кхе!». Мол, во даёт чувак!

В общем - всем было весело, включая цыплёнка. И я их понимаю - не каждый день на селе дают такие постановки.

Через полчаса я сменил тактику, хитро придумав встать среди ржавых бочек и прикинуться старым огородным пугалом, что, уже учитывая мой внешний вид, было не трудно.

Цыплёнок осторожно высунулся из щели между сараями, оценивающе глянул на темневшую среди бочек неподвижную фигуру с раскинутыми руками и выпученными глазами, бодро запищал и, о удача! - беззаботно засеменил в угол между сараем и воротами.

Теряя в полёте тапки и сбив по пути особо любопытного петуха, я метнулся на перехват. Цыплёнок заметался, но угол - он и в деревне угол.

Радостно взвыв, я стиснул цыплёнка в потном кулаке.

На выходе я наткнулся на тёщу, обеспокоенную моим долгим отсутствием.

- Кто ж это тебя так?! - ахнула она, рассматривая ссадину на моей щеке, шишку на лбу и сено в зубах.

- Пустяки! - ответил я, выплёвывая сено и показывая зажатого в потном кулаке цыплёнка. – Вот! Поймал скоти... то есть малыша.

- А, енто карасёвский! - безошибочно определила тёща.

Я осторожно приоткрыл курятник Карасёвых и закинул туда цыплёнка. Тот мягко приземлился на спящего индюка и деловито помчался к своим. Даже не пискнул мне на прощанье.

"Ничё…" - подумал я, осторожно трогая опухший глаз. - "Нам, скромным героям будней, благодарность не нужна. Главное – настроение теперь хорошее. И у меня и у цыплёнка".